Древнеримские гонцы в знак своей скоростной профессии щеголяли палками, увенчанными гусиными крылышками. Так и тянет написать, что быстроногие вестники древности летали словно птицы. Но сколько ни тренируйся в беге, а птицу не обогнать. И вот гонец сел на лошадь.

История конной почты длинна и разнообразна. Здесь европейские почтовые дилижансы, знаменитая русская ямская гоньба. И одна из самых ярких последних страниц — американский «пони-экспресс». «Требуются молодые, стройные, выносливые парни, не старше 18 лет, великолепные наездники, готовые ежедневно рисковать жизнью»,— призывали смельчаков объявления в газетах США в 1860 году. Шел набор почтальонов для линии, связывающей Восток и Запад страны. Четыре мешка почты, притороченных к седлу. Лошадь под ними меняли на протяжении пути через континент 119 раз — столько было почтовых станций. Две минуты на отдых, еду — и снова вскачь, пока не придет очередь другого наездника. 3200 километров менее чем за восемь суток. И каких километров! Даже не о дорогах речь. За почтальонами охотились наемные убийцы, подкупленные конкурентами, и просто бандиты. Не случайно компания при выборе предпочтение отдавала сиротам.

«Пони-экспресс» просуществовал недолго. Как только вступила в строй трансконтинентальная телеграфная линия, его дела пошли на убыль, он не выдержал и месяца конкуренции. А вот оленья почта дожила чуть ли не до нашего времени. Олени исправно тащили по заснеженным просторам русского севера легкие нарты, делая по 250 верст в сутки. Иногда они шли друг за другом: передний олень, запряженный в короткие нарты, вез ямщика; за ним на привязи бежал еще один олень с нартами подлиннее, крытыми холстом. Следом спешили два-три запасных оленя — без груза. Для своего времени оленья почта оказалась очень практичной. Достаточно сказать, что при освоении Клондайка американцы пришли к выводу, что она лучше собачьих упряжек, и закупили в России партию оленей.

Недостаток почтовых собачьих упряжек — небольшая скорость. Такая почта бывала в пути неделями и проходила до 75, редко до ста километров в день. Зато собакам оказывались под силу такие маршруты, где олени погибли бы от бескормицы. По 80 верст в сутки пробегали сибирские лайки. Мчавшаяся первой прокладывала путь, прислушиваясь к подаваемым ямщиком командам. За нею бежали две, а потом еще три — всего шесть собак в упряжке, рассчитанной на одного человека.

Олени и собаки заменили лошадей на севере. А на юге? В знойных краях на помощь почтальону пришли «корабли пустыни» — верблюды. В двадцатые годы прошлого столетия верблюжья почта была распространена и в наших среднеазиатских республиках. На одном из маршрутов неприхотливые животные проходили 420 километров за 10 суток. Не быстро, зато прямо по пескам, почти без воды и пищи.

Участь четвероногих почтовозов всюду одинакова. Появились шоссейные дороги — и автомобили вытеснили конную перевозку из горных районов Грузии, верблюжью — из Таджикистана. Позднее пришла очередь оленьих и собачьих упряжек. Но не буду грешить против истины, утверждая, что наши четвероногие «меньшие братья» полностью выбыли из числа участников больших почтовых гонок. Есть еще районы, где в распутицу и метель до сих пор используют лошадей, не уволены окончательно неприхотливые верблюды, выносливые мулы, олени и ездовые собаки. Более того, остались еще в горах и тайге такие селения, к которым, особенно в непогоду, не проедешь ни на машине, ни даже верхом. Туда почта добирается пешком. Но во всех вышеизложенных случаях животные были, собственно, не почтальонами, а лишь почтовозами. В истории использования человеком фауны для переноски почты достаточно примеров и самостоятельной работы четвероногих, крылатых и даже шестиногих помощников.

Из птиц не только всем известные почтовые голуби носили весточки. Во французском городе Тулоне одно время использовали для этого дрессированных чаек, кстати, не боявшихся плохой погоды. В Америке экспериментировали с вчетверо превосходящими голубей по скорости ласточками, в России — с соколами. Но в целом голуби оказались вне конкуренции и даже удостоились за свою почтовую деятельность памятника от благодарных парижан.

Первый памятник голубю был поставлен в Париже на площади Мэйо в 1880 г.

В 1870—1871 годах немецкие войска осадили столицу Франции. Сообщение с провинциями прервалось. Пруссаки обыскивали всех, кто переходил линию фронта и, если обнаруживали депеши, скрытые в подметках или даже внутри пустотелых монет, их владельцев казнили. Отлавливали или убивали даже специально обученных парижанами собак. Правда, через вражеские позиции перелетали воздушные шары с почтой на борту. Но как получить на нее ответы? И тогда вместе с письмами в корзины стали грузить клетки с голубями. Шар приземлялся, куда его заносил ветер. Отсюда голубя отпускали обратно домой. Он летел в Париж, неся на хвосте важные сообщения и частные письма.

Да-да, именно на хвосте. Весточки помещались в маленькой капсуле, прикрепленной к птичьему хвосту. Так как она была невелика, депеши и письма предварительно переснимали на микропленку. И легко и компактно: голубь летел с 15—18 депешами сразу. А всего отважные птицы перенесли тогда более миллиона частных писем и около ста тысяч официальных сообщений и документов. Пруссаки, разумеется, голубей в небе видеть спокойно не могли — сразу открывали пальбу. Так что памятник голубю говорит и о военных заслугах мирной птицы.

Надо сказать, успех крылатой почты заставил военных призадуматься. Не случайно один из старых журналов сообщал: «Недавно в Петербурге, на выставке охотничьих принадлежностей, экспонировались также дрессированные соколы. С ними были произведены интересные опыты у Красного села. Соколы были спущены на почтовых голубей, отправленных с пункта, находящегося на расстоянии двух километров от того места, где проводились опыты. Опыт дал удовлетворительные результаты». Энтузиасты соколиной охоты пророчили, что «в будущем от голубиной почты не останется ничего, кроме воспоминаний». Сторонники крылатой связи оснастили тогда птичьи хвосты легкими свисточками: их звук пугал соколов.

Но не соколы заставили уйти в отставку голубей, а развитие радиосвязи. И произошло это далеко не сразу: еще во время Великой Отечественной войны в наших войсках с помощью «голубе-связи», как ее тогда называли, было получено около 15 тысяч донесений.

В конце позапрошлого века француз Тейнак изобрел пчелиную почту. Ею он сообщался со своим приятелем, пасека которого отстояла примерно на пять километров. Друзья обменялись несколькими пчелами и держали их взаперти. Пчелу выпускали с приклеенным к спинке кусочком папиросной бумаги — и она устремлялась к родному улью. Когда насекомое наконец добиралось до него, депеша застревала в зауженном отверстии летка. Изобретение Тейнака привлекло внимание газет и... германской разведки, разглядевшей в нем нечто большее, чем остроумную забаву любителей природы. Приграничные немецкие пчеловоды стали заманивать французских пчел на свою территорию. Те охотно летели навстречу дувшему из-за рубежа ветру, соблазнительно пахнувшему медом, и постепенно проторили постоянные трассы к угощению. Так длилось годами, пока не придвинулась первая мировая война.

Французы подтянули свои войска к границе. Германские шпионы тут же отправили через нее пчел с донесениями. Из предосторожности они заменили заметные все же для чужого глаза кусочки папиросной бумага намотанными на брюшко тонкими шелковинками. Пехоту обозначала красная ниточка, кавалерию — синяя, артиллерию — зеленая. И военные приготовления французов перестали быть тайной для противника.

Быть может, здесь и следовало бы поставить точку: одна из зарубежных книг утверждает, что описанный случай — единственное практическое применение пчелиной почты. Но с ней спорит другая. В ней говорится, что работники разведывательных служб по-прежнему используют пчел для донесений. Но теперь не увидишь даже ниток — разве лишь еле приметную точку на крылышке. Стоит взглянуть на нее в микроскоп, и глазу предстанет микрофотография подробной зашифрованной депеши. Вот тебе и безобидный курьез!