Пустыри в городах и пригородах, конечно, пейзажа, не украшают, но и зазорного в них тоже нет ничего. Был, скажем, когда-то на окраине кирпичный завод, который попал в окружение городских кварталов, стал заводиком, а потом как-то незаметно для горожан исчез. Но осталась огромная яма карьера, которую так просто не завалить, не засыпать. Ни для отдыха, ни для огородов место не годится, но вот дикая жизнь осваивается в нем быстро и надолго. И первопоселенцем карьера еще в дни завода стала элегантная, спортивного облика птичка — каменка. И любой другой пустырь может подарить встречу с каменкой с ранней весны и до середины лета. В ее огромном ареале, простирающемся от Аляски через всю Евразию до восточных районов Канады, в гнездовое время ее можно встретить и под незаходящим солнцем в заполярной тундре, и в пекле азиатских пустынь, и в центре, большого европейского города. А зимовать отовсюду, даже с Чукотки и Аляски, все каменки летят в тропическую Африку.
У каменки никогда не будет недостатка в удобных для устройства гнезд местах, выбор у нес намного богаче, нежели у давнего нашего соседа — домового воробья. Идеальным убежищем может быть маленькая пещерка или норка, недоступная для четвероногого хищника, с небольшой площадкой-выгулом перед входом, куда будут выходить подросшие птенцы. А вообще-то годится и пустота под перевернутой плугом дерновиной, щель между камнями на склоне дорожной насыпи или дамбы, в дровяном штабеле, какая-нибудь лазейка в куче строительного мусора или железного хлама на заводском дворе. Всего не назвать. Одна пара пристроилась под рельсом железнодорожной ветки сахарного завода, другая — в небольшой промоине под асфальтом на краю шоссе, третья — в бетонном тротуаре, под ногами пешеходов. Очень нравятся птице пустотелые железобетонные плиты для перекрытий. Где только нет нынче таких плит со сквозными трубчатыми отверстиями! Хороши они тем, что если сыч, куница или хорь заберутся через один вход, наседка, спрыгнув с гнезда, промчится по длинной трубе быстрее, чем хищник, и спасется через второй.
А бегает каменка словно иноходец: не видно мелькания тонких ножек; капельку на кончике клюва пронесет и не стряхнет. По поверхности земли она обычно скачет, но никогда не ходит шагом. Ведь из птиц кто хорошо бегает, тот не умеет скакать, и наоборот. Сойка, синица, дятел только скачут. Воробью, поселившемуся в норке береговушки, приходится десятки раз пробираться низеньким коридорчиком неестественно короткими прыжками, а пройти полметра шагом или пробежать он не в состоянии. Каменка же прекрасно владеет и тем, и другим способами передвижения. Она и летать может по-разному. Можно наблюдать ее короткие патрульные перелеты по участку, верткую погоню за чужаком или преследование врага, токовое порхание. А вот каков ее крейсерский полет во время беспосадочного броска через северную Атлантику? Нужен, наверное, особый стиль, который каменка держит в секрете.
Каменка — из семейства дроздовых, в котором немало отличных и превосходных певцов со своей собственной песней или с целым набором чужих. Каменка-плясунья слывет талантливейшим пересмешником. А вот в отношении певческих ее способностей много не скажешь. Певчие птицы все личное мастерство выкладывают в дни весеннего возбуждения, а токовую песню каменки и песней-то не назовешь: негромкие и неблагозвучные выкрики или скрипучее чириканье, повторяемое раз пятнадцать-шестнадцать в минуту во время почета-танца. Взлетев почти свечой, самец, как бы приплясывая на крыльях, торопливо, словно воздуха ему не хватает, щебечет одно и то же, почти не делая заметных пауз Иногда в этом журчании слышатся звуки из чужих песен, голоса певчих и непевчих птиц.
Но есть у нее и музыкальный вкус, и дар незаурядного пересмешника, однако птица крайне скупа на красивые и мелодичные .звуки. Она быстро и точно запоминает и повторяет чужие голоса, но выход своему дарованию дает лишь в течение нескольких весенних дней и даже часов.
У самца, занявшего участок, нет особой необходимости предупреждать соперников от посягательств на его территорию специальной песней. Он больше показывает самого себя: перелетает с бугорка на бугорок, стоит, видный всем, приседает, вызывающе вздергивая и разворачивая веером черно-белый хвост. За несколько дней он успевает не только утвердить свои права на владение, но и осмотреть все пригодные для устройства гнезда укрытия. А вот где быть гнезду, это уже решит самка. После заключения семейного союза хозяин сразу же начинает показывать ей все места, которые присмотрел, будучи холостяком. Делает он это очень галантно. Напевая по возможности что-то приятное из своего репертуара, он на несколько секунд залезает в каждое, на его взгляд, пригодное убежище. Впечатление создается, будто выбирает он. Самка же в некоторые не заглядывает совсем, другие осматривает поверхностно и молча: ни да, ни нет. Самец и не настаивает, чтобы она обязательно осмотрела предлагаемое, а сразу же ведет ее к другой щели, и обязательно с новой песенкой. Конечно, же, не у всех песенный набор одинаково хорош. Ведь многие живут на таких унылых пустошах, где вообще, кроме сверчков да сусликов, послушать некого. Там годится и крик цапли, услышанный издалека, и недовольный голос пролетавшего мимо жулана, гиканье пустельги, прилетавшей охотиться на ящериц, тревожное взвизгивание чибиса. И как только начинается строительство гнезда, пение слабеет или прекращается совсем, хотя сооружением колыбели для будущих птенцов занимается только самка. Он же крутится поблизости, пытается ухаживать, как-то помогать, изредка подбирая былинки, чем вместо одобрения и благосклонности вызывает скорее ее недовольство.
Дом для того, чтобы в нем спать, отсиживаться в ненастье или спасаться от врагов, нужен совсем немногим птицам. И у самых различных пернатых птенцы впервые перешагивая порог родного я дома, прощаются с ним навсегда. Таких потом в гнездо не вернуть даже насильно, а у каменки птенцы за несколько дней до того, как станут крылатыми птицами, с утра до вечера толкутся на небольшой площадке перед входом в гнездовое убежище, поджидая здесь родителей с кормом, присматриваясь к миру. А чуть что, даже без команды, мгновенно, но без толкотни, заюркивают в спасительный дом.
Родители кормят их тем же, что едят сами,— насекомыми, которых ловят на земле и в траве. Каменка с бугорка, как сторож, не только врага высматривает, но и всех, кто копошится внизу поблизости. За стрекозами. бабочками и летающими жуками не гоняется, но изредка подлавливает добычу и в воздухе, подпрыгивая вверх. Весной так охотится, на танцующих комаров-голкунцов, которые, суля тепло, пляшут перед заходом солнца над сырой ветошью. Летом таким маневром ухватывает неповоротливых крылатых самок черных муравьев, комариков-звонков.
Каменка — птица со смекалкой и даже с хитрецой, и на обманы горазда, особенно в сложных и опасных для нее ситуациях. Интересен один из врожденных приемов обмана наземных хищников — лисицы, например, или собаки, на него попадаются даже опытные охотники. Заметив на своем участке возможного врага, которого не выпроводить силой, самец старается привлечь его внимание к себе. Стоя на бугорке, куче мусора или ином возвышении, он словно бы стремится убедить хищника, что нервничает, что защитить гнездо и семью не может, но готов пожертвовать свою жизнь.
Когда хищнику остается преодолеть несколько последних метров, птица спрыгивает с бугорка, как бы прячась за ним. Зверь, если он действительно охотился, стремительно обегает бугорок готовясь схватить наивную жертву, но там никого нет Зато поодаль, на таком же бугорке, как бы дразня простака, стоит, вздергивая хвост, та же каменка. Спрыгнув со сторожевой кочки, она, цепляя кончиками крыльев травинки, бреющим полетом, не видная своему врагу, перелетела на другое место, продолжая с него заманивать незадачливого охотника подальше от гнезда или птенцов.
Смелость птицы сочетается с неусыпной осторожностью; она не хуже вороны мгновенно улавливает обращенное на нее внимание и настораживается до полной недоверчивости.
Так что каменка вроде бы и соседка наша, и жизнь ее почти вся на виду, но пока вопросов о ней больше, чем правильных ответов. |