Уже до полудня повисает над широкой донской поймой медово-цветочный дух, а красноперые чечевицы чуть ли не с рассвета высвистывают с обоих берегов одни и тот же вопрос: «Сено косить будем?». Но пока и для пробы не вжикала коса по цветущему разнотравью, пока спокойна и безмятежна жизнь травяного царства, и зелено-пестрыми коврами стелются заливные луга, по которым разбросаны озера староречья. Одни глубоки и чисты. Другие уже заросли по краям травой, белой кувшинкой. Третьи — словно аккуратно подстриженные газоны или парковые лужайки. Эти самые старые и обмелевшие. На них густо и плотно, лист к листу, растет на плаву колючий телорез. Свободной воды нет, и никому по такой лужайке ни пройти ни проплыть. Но черные крачки лучших мест не ищут и часто и охотно гнездятся колониями на таких полуболотах-полуозерах. Здесь птичья община почти в полной безопасности, по крайней мере от тех врагов, которые не могут летать.

Колючая трава прекрасно держит и самих птиц, и их гнезда с птенцами и яйцами. К тому же гнезда черных крачек плавучи и сами по себе, ибо сложены из нетонущего материала, собранного и надерганного тут же. Маленькие травяные плотики без всякой дополнительной поддержки снизу выдерживают тяжесть птичьей семьи. Да и тяжесть ли это, коль взрослая крачка весит меньше скворца, а с добавлением трех ее яиц едва набираются сто граммов? Выглядит же эта птица значительно крупнее скворца, но лишь за счет своих крыльев, которые чуть ли не вдвое длиннее скворчиных.

Когда крачка лежит или стоит, такие крылья кажутся немного великоватыми для ее роста, и будто сложить их на спине как следует никак не удается. Но как только птица взлетает, это впечатление исчезает мгновенно. Узкие, острые крылья делают каждый маневр ее полета необыкновенно изящным. Одним взмахом крачка может разогнаться до предельной скорости и тут же погасить ее, остановившись в воздухе, чтобы пикой упасть в воду, а вторым взмахом — подняться на прежнюю высоту. Может с лета взять с воды крошечного комарика и не оставить на ее глади ни малейшего следа, сиять с кончика травники тоненькую стрекозу-стрелку и не качнуть при этом саму травинку. Может без промаха поймать в воздухе стремительного, как пуля, слепня и не показать даже видимости погони. В крейсерском полете каждый взмах проносит птицу метров на десять вперед. И полет этот одинаково уверен и скор при сильном ветре и в штиль, при свете дня и ночью.

Черное перо — весенний наряд крачки, в котором она возвращается с зимовки. Чернота взрослых самцов может быть сравнима с цветом березового угля на свежем изломе. Этот строгий, почти траурный наряд птицы носят до середины лета, а когда подступает солнцеворот, будто начинают седеть одна за другой. Сначала появляется неясная белизна у клюва, потом быстро белеет голова, и на ней остается плоская темная тапочка с короткими «ушками». Ничего особенного не происходит: заканчивая кормить на гнездах птенцов, птицы начинают менять оперение. Обыкновенная линька. Удивительно другое: сменяя брачный наряд на зимний, родители становятся похожими на своих, еще не поднявшихся на крыло детей, тогда как, казалось бы, должно происходить обратное. Так что, когда на закате лета встретишь у степного прудика или на берегу большой реки стайку крачек, не скажешь уверенно, взрослые это птицы или свободный от их опеки молодняк.

Черную крачку и еще два сходных по облику и образу жизни вида крачек зоологи называют болотными. Все они жители вод. И колонии черных крачек оседают на гнездовье по зарастающим прудам и озерам, по лиманам, по затонам и плесам маленьких речек с медленным течением. Их яйца не боятся воды и лежат на постоянно сыром помосте. Настолько сыром, что нередко под яйцами, согретые теплом насиживающей птицы, как в лучшем комарином инкубаторе, растут личинки комаров-звонцов. Поэтому и птенцы рождаются чуть ли не в воде и, пока не встанут на крыло, относятся к ней, как к родной стихии.

Едва обсохнув и став первый раз на ноги, пуховички не затаиваются на открытых гнездах, а по тревожной команде взрослых ищут спасения на воде. Пушистые шарики без колебаний сходят с маленького плотика, проворно отплывают в сторонку и, не полагаясь на защитную окраску своего наряда, прячутся под ближайшими травинками, которые прикрывают малышей от нападения сверху. (А снизу, кроме лягушек, в таких местах некому и нападать.) Уляжется волнение, вызванное вторжением луня или вороны, успокоится колония, и птенцы, не слыша больше сигналов тревоги, вплавь возвращаются на гнездо. Пока все спокойно, лежат, прижавшись друг к другу, одним комочком пестрого пуха, прищурив маленькие глазки, чтобы не блестели на солнце. Бывает, что ранняя засуха обнажает дно под гнездами крачек, и тогда птенцы, чтобы спрятаться, уходят с них пешком. Походка у них легкая, хотя и не очень уверенная. А вот взрослую птицу ни на плаву, ни ходящей по ровному, укатанному волной песочку видеть не приходилось. Она либо летает, либо стоит на берегу, на кочке, на торчащем из воды столбике или коряжке. Когда появится желание искупаться, осторожно и робко поплещется на самой мели, как трясогузка или варакушка. Похоже, что с возрастом появляется у нее какая-то необъяснимая боязнь глубокой воды. Появляется, конечно, не сразу, ибо молодняк, уже овладевший искусством полета, купается где угодно. Юная крачка смело падает с лета на середину озерного плеса и лихо, откинув по-утиному голову к спине, бьет по воде чуть расставленными крыльями, окатывая себя крупными брызгами, но не окунаясь. Перо у нее не намокает, и с воды купальщица поднимается легко, в один взмах.

Кормят черных крачек не только родное болото, река и луг. Летают они на ближние и дальние поля, когда начинает наливаться хлебный колос, и на него наседают шестиногие враги урожая. Не ведая усталости, реют длиннокрылые птицы над бегущими желтоватыми волнами, словно на выбор снимая с колосьев жуков. Когда на песках вылетает мелкий летний хрущ, спешат всей колонией туда. Вечерами охотятся на комаров-звонцов, огромные стаи которых, словно темные, нерасплывающиеся дымы, поднимаются над куртинами ивняков, над высокими деревьями, над маленькими островками. Под однотонный звон колышется в непонятном танце комариная стая, и вьются в звенящих облаках стремительные крачки. Из воды вылавливают тех, кто плавает поверху.

Слетки быстро расстаются с родителями. В большие стаи не собираются, но и в одиночку не держатся. Кочуют по большим рекам, по их притокам, словно приглядывая место, где можно поселиться самим, если придется оставить родную колонию. Вынырнут на бреющем полете из перегретого степного марева, пронесутся над водой, глядя на свои отражения, поплещутся наспех на теплом мелководье и опять унесутся в горячую даль.