Чюрлёнис. Музыка живописи или живопись музыки?
«...Помни, что исполнятся все наши желания, все мечты. Счастье с нами, а если судьба слегка мешает и стесняет, то уж такая у нее привычка...» (Чюрленис).
Многие из тех, кто отмечают особую зловредную привычку судьбы стеснять и мешать, хорошо при этом понимают, что ощущения счастья это не затрагивает. «Счастье с нами». Но с этим чувством часто бывает трудно жить.
Без фантазеров и мечтателей мир не смог бы существовать, не вытянул бы ни одного своего столетия. Фраза, сказанная в 1929 году Горьким, («А где же мечта? Мечта где? Фантазия где – я спрашиваю? Почему у нас Чюрленисов нет?») доказывает, что умел писатель видеть много дальше проповедуемого соцреализма и понимал необходимость самых разнообразных форм самовыражения в искусстве.
«Вселенная представляется мне большой симфонией; люди – как ноты». (Чюрленис).
Местом рождения и местом смерти Чюрлениса значится Российская империя. Но нужно понимать, что родился он в Литве. Отец был из крестьянской семьи, работал органистом в церкви. Мать – из немецких переселенцев, она занималась детьми, среди которых Микалоюс Константинас был старшим. Несмотря на то, что отец Чюрлениса был литовцем, мать – немкой, родными его языками оставались польский и русский (только к моменту знакомства с будущей женой он начал изучать литовский язык). Итак, Микалоюс Константинас Чюрленис родился 10 (22) сентября 1875 года в городе Варена (сейчас – Литва). Умер 28 марта (10 апреля) 1911 года в Пустельнике Миньски (ныне – Польша).
Соната моря (Финал, Чюрленис)
Семья была многодетная и небогатая, но, как часто случается (или случалось раньше), на одаренного ребенка обратили внимание те, кто мог помочь. Благодаря князю Михаилу Огинскому мальчик с раннего детства получил возможность заниматься музыкой. Образование, которое получил Чюрленис, также несло на себе печать специфики места рождения. Он учился в двух консерваториях – в Варшавской и в Лейпцигской. Живописи Чюрленис учился позже и тоже в Варшаве. Композитор, художник, поэт, даже философ – одно неотделимо от другого. Чюрленис – автор многих музыкальных сочинений (около 250) и более 300 картин – как тут определишь? Невозможно «определить» его и в стилистическом отношении: хотя несомненно сильное влияние символизма, модерна, арт-нуво в живописи, позднего романтизма и импрессионизма и прочих «-измов» – в музыке. А также глубокого полифонизма и там, и там.
Соната пирамид (Аллегро, Чюрленис)
В 1907 году Чюрленис приезжает в Петербург. Именно там, в условиях нищеты, за пару лет он создает большую часть своих картин. Его принимают и признают такие художники, как Маковский, Добужинский, Бенуа, Бакст, Рерих, Лансере. Добужинский отдал свой рояль. Чюрленису старались помочь с выставками: первая состоялась в том же году в рамках выставки «Союза русских художников». Художники «Мира искусства» привлекли его к театрально-декоративному искусству. А. Бенуа писал, что если бы он (Бенуа) был богат, он бы заказал Чюрленису гигантские фрески. «Умение заглянуть в бесконечность пространства и в глубь веков делали Чюрлёниса художником чрезвычайно широким и глубоким, далеко шагнувшим за узкий круг национального искусства», – писал М.В. Добужинский.
Но все чаще композитор испытывал тоску, приступы депрессии усугублялись. В 1910 году Чюрлениса помещают в нервную больницу под Варшавой. После прогулки в лесу он простудился и умер возрасте 35 лет.
Прелюдия и фуга (Ангел, Чюрленис)
«Свои фантастические картины он действительно пел, выражая нежными красками, узорами линий, всегда причудливой и необычайной композицией какие-то космические симфонии», – писал Вячеслав Иванов и добавлял: «Чюрлянис несомненно музыкант… по общей музыкальной стихийности, как бы разлитой во всем его душевном составе». (Чюрлянис – прежнее написание фамилии).
Ритм, пластика, архитектоника – все эти понятия одинаково применимы к разным видам искусств. Узор линий, узор мелодии, краски на кисти и краски музыкальных гармоний. Форма, композиция – само собой. Даже слова «тональность» и «полифония» давно перешли свои узкие границы. Многие картины Чюрлениса так и называются: картины-фуги, картины-сонаты, картины-прелюды. И наоборот – музыка переходит свои границы: «Талантливейший лирик Чюрленис мечтал превратить музыку в живопись», – писал известнейший музыковед и композитор Борис Асафьев.
Соната звезд (Аллегро, Чюрленис)
Вопрос о синтезе искусств – вопрос очень старый. Почему именно на переломе эпох (19 и 20 веков) этот вопрос актуально и мощно встал перед многими деятелями – сказать не могу. Уже было в обиходе понятие «цветной слух», известно, например, что им обладал Н.А. Римский-Корсаков. Но достаточно назвать только Александра Скрябина. Его идеи, не вселенского мистического масштаба, а идеи светомузыки были реализованы техническими специалистами из Казани (НИИ «Прометей») спустя много десятилетий. В партитуру своей симфонической поэмы «Прометей» он включил партию световой клавиатуры – ее расшифровали. Идею «Мистерии» – действа звуков, красок, запахов, движений – Скрябин реализовать не успел.
Общность Скрябина и Чюрлениса трудно не заметить. Даже во внешности есть чуть уловимые общие черты. Заметна некоторая общность интересов и идей. Азбучным стало представление о том, что вопросы светомузыки с «музыкальной стороны» решал Скрябин, а с «живописной» – Чюрленис. Происходило это в одно и то же время – в первом десятилетии 20 века. При этом – знакомы они не были. Маковский писал о Чюрленисе: «Его творчество – музыка в той же степени, как живопись».
Соната лета (Скерцо, Чюрленис)
То, как видел-слышал (одновременно) Чюрленис, можно разгадывать, расшифровывать и распутывать. А можно просто воспринимать, как мы воспринимаем любые другие образы.
Ромен Роллан был восхищен творчеством художника и композитора, посвятив ему многие строки: «Просто невозможно выразить, как я взволнован этим поистине магическим искусством, которое обогатило не только живопись, но и расширило наш кругозор в области полифонии и музыкальной ритмики. Каким плодотворным могло бы быть развитие этого открытия в живописи больших пространств, в монументальной фреске! Это новый духовный континент, Христофором Колумбом которого, несомненно, остается Чюрленис… Я думаю, что он сам должен был пережить какую-то мечту и то ощущение, которое нас охватывает, когда мы, засыпая, вдруг чувствуем, что парим в воздухе».
Ощущение парения дано, вероятно, каждому. Не все в нем, правда, нуждаются.
Хрупкость обыденной земной жизни и нездешние миры в творчестве – все это Чюрленис. Но что больше всего меня поражает в его картинах и музыке – это ощущение внутренней чистоты.
|