На исходе первого после солнцеворота месяца зима еще единовластно правит на просторах Русской равнины. Звериная и птичья жизнь заметна лишь в лесу, а на полях поземка быстро зализывает следы лисьих ночных охот. Взлетит с придорожного сухого бурьяна стайка чечеток и тут же опустится снова: день короток, и нельзя улетать даже от такого скудного корма, как семена полыни и тысячелистника. Но будто что-то беспокоит маленьких птиц, и едва вспорхнули снова, как с недоступной взгляду высоты раздался четкий крик ворона — словно приказ, чтобы сидели тихо. А после этого гортанного круканья в холодной синеве возник звук быстро летящего тела: сверху на заснеженное поле почти отвесно падали, набирая скорость, две черные фигурки. Положив концы полусложенных крыльев на хвост и став похожими на притупленные наконечники гигантских стрел, повернутые против движения, два ворона с шипящим свистом неслись почти рядом, стремительно приближаясь к земле. Но метров за пятьдесят до нее оба, как по команде, развернули сильные крылья и стали неторопливо набирать потерянную высоту, перекликаясь негромко, как будто переговариваясь.

Еще невелика у дня прибавка светлого времени, но воронам и этого достаточно, чтобы заметить поворот к весне, чтобы овладело строгими птицами то настроение, которое придет к остальным лишь с настоящими вешними переменами. И пара отдалась тем же воздушным играм, высотному полету крыло в крыло, каким отмечала свою первую встречу, став неразлучной птичьей семьей. Пара воронов верна друг другу и месту, где поселилась, всю жизнь, и если их первое гнездо цело, то они выводят птенцов из года в год только в нем, делая основательной постройке лишь небольшой зимний ремонт.

Испокон веку там, где есть лес, строились семьи воронов на крепких дубах, соснах, елях. В безлесных местах — на обрывах и скалах. Сейчас, когда в полях и лесах расставлены тысячи столбов и мачт высоковольтных линий, вороны оценили надежность железобетонных и стальных опор и стали мостить гнезда на переплетениях креплений и растяжек: ветром не свалит, снизу никто не взберется, ничем не спихнуть и не пробить плотный, полуметровой толщины помост. Никакая опасность не грозит ему с земли, зато открыто оно всем стихиям. Снеся первое яйцо, самка уже не вольна покинуть гнездо даже на несколько минут. Морозы последней недели февраля, мартовские метели, гололеды и холодные дожди могут мгновенно остудить яйца, погубив под их скорлупой начинающуюся жизнь.

Поэтому и воронята появляются на свет с теми же промежутками во времени, с которыми были отложены яйца, или даже с большими. Так что последний иногда вылупляется, когда первому уже неделя-полторы. А это в птичьей жизни много: разница в росте может быть двойной и даже тройной. Но уже в гнезде, еще до того как воронята начнут пробовать крылья, она исчезает, и на глаз не определить, кто в выводке старший, кто — младший. А кормильцем семьи с того дня, как началось насиживание, и до прихода полной весны был ворон-отец.

В предзимье, расставшись с родителями, молодые вороны, обученные многому из опыта старых птиц, собираются в компании таких же скитальцев и ведут кочевую жизнь в течение полутора лет. Это единая в своих действиях стая осторожных и умных птиц. Пролетая на огромной высоте, они сверху видят всю обстановку и опускаются в самых безлюдных местах на охоту или кормежку: ловить сусликов в степи или ковырять потерянные початки кукурузы на дороге.

Ворон — птица больших пространств, превосходный и сильный летун. Взмахи больших крыльев бывают слышны над лесом даже сквозь слабый шум листвы. Умение парить в воздушных вихрях и восходящих токах, без единого взмаха набирать высоту и лететь против ветра у него не хуже, чем у крылатых хищников. Ворон — одна из немногих птиц, кто может, не теряя скорости и высоты, лететь какое-то расстояние спиной вниз, махая крыльями, как в нормальном полете. Спасаясь от нападения серых ворон, не так уж редко сводящих с ним счеты за разграбленные гнезда, ворон, как только ближайшая преследовательница готова нанести ему удар сверху, переворачивается на лету, выставляя навстречу этой родне сильные лапы с растопыренными пальцами, и ворона сразу немного отстает. Тем же приемом ворон, случайно залетев на участок ястреба-тетеревятника, отбивается и от того. Стало быть сила этого оружия известна в птичьем мире.

Ненависть у ворона с вороной взаимная, а вот с другой родней — с грачами — ворон может жить в ладу и мире, гнездясь прямо в их колониях. В иные весны к прилету грачей у ворона в гнезде уже птенцы. Настолько мирно уживаются эти птицы, что жизнь семьи воронов в грачевнике бывает незаметнее и спокойнее, чем жизнь отдельно живущих пар. И гнездо их ничем не отличается среди старых грачиных построек пудового веса. И сами они как-то не выделяются в общей массе таких же черноперых птиц, и голоса их теряются в беспрерывном грачином гаме. Главное условие такого мира, наверное, в том, что не заглядывает ворон в грачиные гнезда даже тогда, когда есть возможность сделать это незаметно и безнаказанно. У него хватает сообразительности не раздражать соседей в то время, когда спокойствие необходимо в собственной семье.

Крик ворона нельзя назвать карканьем: в его односложном призывном крике ясно слышится отчетливый звук «у», но не «а». Звуковые сигналы многообразны, порой понятны даже их интонации. То это громкое, гортанное круканье, то короткий, словно бычий «мык» на лету, то резкий, как гонг, удар, то похожий на орлиный клекот. Один в полете никогда не молчит. Пересмешничеством вольные вороны не развлекаются, но живущие в клетках или вольерах птицы могут кричать летящим мимо серым воронам по-вороньи, грачам — по-грачиному, могут весь день истязать слух блеянием козленка, потерявшего мать, или скрипом от забора доски на ржавых гвоздях.

Он всеяден, но всему предпочитает живую добычу. Свою или убитую кем-то другим. В пору золотой осени, в разгар оленьих турнирных боев, ранним утром каждого дня вороны прежде всего облетают лесные урочища в надежде найти труп рогача-неудачника. Зимой тех же оленей убивает мороз, отдавая эту дань в первую очередь ворону.

Всюду, где живет ворон, с ним связаны древние поверья. Каких только былей и небылиц, наивных и зловещих, о нем не знает молва. Таинствен, умен, понятлив, памятлив, смел, осторожен и независим, молчалив, но не безмолвен, строг, силен, но не драчлив; и поговорка «Ворон ворону глаз не выклюет» совсем не иносказательна. Голос его, как понятный разговор, как заклинание. В темном наряде ни единого белого пятнышка: черен с отливом до последнего перышка, до кончиков когтей, и даже его научное название без всяких эпитетов и составлено из латинского и греческого слов «ворон» — corous corax.