Два дня гулял над степным Прихоперьем свирепый суховей, превращая песчаное левобережье в настоящее пекло. Полевые жаворонки только на утренних зорях осмеливались подниматься в чуть остывшее небо. После безросных ночей лишь цепочки разных следов на пыли и песке говорили, что живого много, по прячется оно от дневного зноя, где может. Никли в сохли травы на открытых местах, в лишь душистый чабрец все пышнее расцветал сиренево-розовым цветом.

Но в один из невыносимо жарких дней из-за хоперских крутояров медленно в грозно выползла чудовищная туча в бросила из своей многокилометровой утробы такой водопад, что на укатанных дорогах между пологими дюнами в несколько минут разлились маленькие озерца.

Лишь под вечер уплыла необъятная туча, и на западе появилась полоска догоравшей зари, отражаясь, как в темных зеркалах, во всех дорожных лужах.

На обрезе быстро тускневшей поверхности небольшой лужицы черным силуэтом четко вырисовалась перевернутая фигурка стройной, длинноногой птицы, наклонившейся к воде. Постояв немного, отражение унеслось в темноту подступившей ночи, мелькая зигзагами белых полос на крыльях. И, чуть замирая, в ту же сторону унеслось протяжное и какое-то всхлипывающее стенание — крик ночного отшельника песков, степного кулика авдотки.

Пение авдоток трудно передать буквами и трудно спутать с другими звуками. В них слышится и сипловатый плач, и безнадежно-тоскливый зов, и едва сдерживаемый надрывный возглас. Эти крики одинаково могут породить у ночного путника чувство беспокойства и тоски или, наоборот, подбодрить, что не один он в темном, бескрайнем просторе. Очень удачно немецкое звукоподражательное название авдотки, которое звучит как протяжное «трпиль» со смягченным «р» и неясным шипением на последующих звуках. Этот крик слышен в местах ее обитания чаще всех прочих.

Встреча с авдоткой — дело случая. Можно тысячи раз слышать ее голос и не видеть ни разу ни саму, ни яйца, а птенцов и подавно. Она обитатель песчаных и глинистых пустынь, степей, пустошей, долинных безлесных дюн, морских побережий, бесплодных земель. В России северная граница ее гнездового ареала тянется от озера Зайсан и Прибалхашья на северо-запад к южным берегам Балтики. Но если в редких, низкорослых саксаульниках Казахстана или в нижнем Поволжье это обычная птица, то в Западной Европе — одна из случайных.

По размерам и весу авдотку, пожалуй, можно сравнить с самым крупным из европейских голубей, вяхирем. Но в ней пет голубиной плотности или увесистости, что ли. И ни один из самых лучших рисунков и фотоснимков авдотки не передает той стройности, подтянутости и особой легкости, идеальной обтекаемости корпуса, которые присущи спокойно настроенной птице. Когда самец, патрулируя участок вокруг гнезда, подолгу застывает на своих сторожевых бугорках и осматривает местность, он смотрится столь совершенным созданием природы, что, как говорится, ни прибавить, ни убавить.

Самое замечательное и удивительное в облике степного отшельника все-таки глаза. Из дневных птиц подобные глаза разве только у ястреба-тетеревятника, из ночных — у болотной совы. Огромные, ярко-желтые, они выдают затаившуюся птицу днем шагов за полтораста. Это глаза ночной птицы, хотя ни разу не доводилось видеть ее дремлющей при дневном свете. Днем птица, правда, выглядит головастее, чем ночью, потому что ерошит перо на лбу. Коротепькие перышки над глазами, наподобие узких козыречков, защищают от прямых солнечных лучей. Они не придают выражению авдотки суровости или пахмуренности, как у хищных птиц, но тень от них проходит как раз через центры зрачков.

Только на свои глаза полагается авдотка днем и ночью. Самец, охраняя территорию, пока самка на гнезде, не поднимается на крыло, а осматривает местность со всех сторожевых бугорков и кочек, то вытягиваясь во весь рост, то наклоняясь к земле, чтобы приблизить горизонт. Безлунной ночью авдотка с расстояния 50—60 метров замечает движение, которое человек с острым зрением едва различает в двух шагах. К тому же в темноте глаза взрослых птиц светятся бледно-красным светом — явление в птичьем мире хотя и не исключительное, но редкое.

Увидеть ненапуганную авдотку в крейсерском полете засветло удается значительно реже, чем сову, охотящуюся на солнце. Поэтому о полетном мастерстве ночного кулика можно лишь догадываться, слыша, как мечутся над степью весенние крики птиц. Авдотка — и ходок и бегун. Иногда самец пробегает с одного бугорка на другой с такой стремительностью, что кажется, будто на первом птица незаметно спряталась, а на втором встал на вахту ее сменщик. Иногда, наоборот, он переходит с места на место так медленно, что напоминает слепца, внезапно оставшегося без посоха: восемь — десять шагов в минуту, словно прощупывая ногами песок.

Авдотка способна оценивать степень риска, и не всякая опасность заставляет ее спасаться бегством или покидать гнездо днем. Она, как и ворона, одинаково узнает человека — и пешего, и конного, и сидящего в автомобиле. Идущего стороной она лишь проводит взглядом. Если держать курс прямо на нее, то птица уйдет с твоего пути и затаится. Наседка, не полагаясь на свой защитный наряд, уходит от яиц или птенцов, не подпуская человека и на сотню метров. К животным относится по-разному.

На зайца (наверное, зная, что он вегетарианец) не обращает внимания. Не боится ворону и сороку — бичей мирных птиц. Может отвернуть корову от своего гнезда или маленьких птенцов. Чуть выступив ей навстречу, наседка расставляет крылья и с шипением, напоминающим придушенный хрип, крутится перед коровьей мордой. Создается впечатление, что авдотка не только смела и осторожна, но и весьма сообразительна.

Днем в тех местах, где живет авдотка, ей охотиться, пожалуй, не на кого. Ночами же оживает в пустыне или степи жучиный мир, выходят из подземелий мокрицы, сверчки, медведки. Четвероногой мелкоте тоже лучше не встречаться с ночным охотником. Авдотка хотя и кулик, но с наклонностями хищника. Ее острый, крепкий клюв годится не только для ловли жуков и улиток. Да и в неволе прирученные авдотки предпочитают мясной корм всему прочему. А к воде по вечерам прилетают не для того, чтобы там поохотиться, а напиться самим — ведь день-деньской под палящим солнцем без единой капли во рту...

У авдотки нет гнезда. Два крупных (вдвое крупнее, чем у вяхиря) яйца лежат на песке. Перед вылуплением, раскалывая скорлупу, птенцы начинают подавать голос. Их ритмичный писк слышен из-под наседки за несколько шагов, и пробегающие мимо конек или жаворонок нередко останавливаются в недоумении, слыша эти звуки, а мать словно вздрагивает и еще шире раскрывает глаза в беспокойстве, как бы не услышал кто еще. Разница в появлении близнецов на свет невелика: несколько часов. Мать бегом уносит скорлупу в сторону: большие куски — подальше и там разбивает их о землю, мелкие — поближе, самые маленькие проглатывает. Обсохшему первенцу не сидится под пером, он вылезает из-под матери, топчется вокруг, берет клювиком соринки, камешки, травинки и снова прячется в тень, пока его братец тщится освободиться от тесной колыбели. А едва обсохнет и встанет на ноги второй, как мать уводит обоих, и в едва заметной ямке остаются лишь крошечные осколки скорлупы.