Где-то далеко позади ласковое лето, уже отцветает осень и первые метели обеляют российскую землю. Настает пора зимних походов за... грибами. Безусловно, такое предложение удивит многих из нас, но только не страстного приверженца «тихой охоты» литератора Вениамина Анциферова, живущего в подмосковном академгородке Пущине.

Часть его записок, сделанных прошлой зимой, мы и предлагаем вашему вниманию.

Началась эта история в вестибюле одного из наших пущинских институтов, где я однажды под вечер ожидал своего приятеля. Тут же, покойно расположившись за своим столом, почтенная тетушка-вахтерша мирно беседовала со своей не менее солидной подругой. Приятель что-то задерживался, и я едва не задремал, сидя на диване, как вдруг донеслась до меня фраза вахтерши.

— Знаешь, вчера по пути с дачи я насобирала в лесу грибов.

На меня такая информация и в сезон действует как удар током, а тут за окном разгуливалась ноябрьская поземка.

— Грибов? — невольно вырвалось у меня.
— Ну да,— повернулась ко мне тетушка.— Они так замерзли — пришлось отпиливать их ножовкой.
— Ножовкой?!
— Ну да, несла с дачи инструменты, вот и пригодились.
— Интересно, что же это за грибы?
— Самые настоящие,— простодушно сказала тетушка.— Крупные такие, мясистые. Забыла, как они называются. Ве... ве... Их, я вычитала, на чурбаках разводят.
— Вешенки?
— Ну да, они самые.
— А как, позвольте узнать, вы их увидели? Снега же полно!
— А они ушами торчали на толстенной такой валежине,— охотно уточнила вахтерша.
— И много... напилили?
— Две трехлитровые банки наварила. Ну да — две. Закрыла и поставила в холодильник. На Новый год зажарим.
— Вам крупно повезло,— сказал я и, наверное, не сумел скрыть зависть, потому что тетушка с усмешкой посоветовала:
— А вы сами сходите в лес, поищите хорошенько — авось тоже повезет...

Когда мы с приятелем вышли на улицу, морозец хватал за нос, ветер холодил спину, хрустел под ногами снег. И весь разговор в уютном вестибюле снова показался мне чистейшей фантазией...

А, собственно, почему фантазией? Не давил ли здесь психологический стереотип: грибы собирают только в теплое время года? И мне, если на то пошло, негоже было так поражаться. Вплоть до октября, когда ледок по утрам пеленает лужи, я иногда навещаю молоденький сосняк возле автомоста через Оку и выискиваю самые поздние грибы — зеленушки, синюшки, то бишь землистые рядовки, а также «лапшу» — тонконогие бурые созданьица, называемые в книгах гигрофорами. Ну, а когда недобираю до жарева, сую в корзинку дымчато-сиреневые шляпки булавоногих говорушек. Их сбор не представляет проблемы — они обычно россыпями разбегаются по мшистым буграм.

Правда, мои кулинарные контролеры — жена с дочерью — упорно отвергали говорушки, считая их поганками, и, как выяснилось позднее, тайком от меня выбрасывали — до тех пор, пока я не вернулся из леса с одним сиренево-дымчатым «уловом», который и попросил зажарить на ужин. Дочь с подозрением взглянула на корзинку: «А ты уверен, что мы не отравимся? Я не хочу оставлять сиротами твоих внуков». «Хорошо, я первым попробую». За ужином мои женщины осторожненько ткнули вилками в аппетитно пахнущую сковородку. «А ничего»,— первой сказала дочь. «Вполне», — резюмировала жена. Мы и не заметили, как сковорода опустела. А утром я спросил у дочери: «Как детишки — не осиротеют?» Она только засмеялась...

Недоверие к говорушкам исчезло так же, как и — несколько раньше — к зеленушкам и синюшкам. Их я тоже ел первым. А когда по совету старушки, встреченной в сосняке, мы из этих осенних последышей приготовили грибной плов, сомнения в их полноценности отпали насовсем: плов получился — за уши не оттянешь.

К сожалению, до сих пор многие россияне считают грибами только белые, подосиновики, подберезовики, рыжики, грузди, ну еще осенние опята, а все остальное, включая шампиньоны,— поганками. И убеждение это можно поколебать разве что личным, как говорится, примером.

Отправляясь по первоснежью в тот сосняк недели за две до разговора с вахтершей, разумеется, я не помышлял о грибной удаче. Но все же по привычке сунул в карман складной нож и полиэтиленовый мешочек. И не напрасно: попались и зеленушки, и говорушки. В итоге набрал на скромненькую жарешку.

Тогда я был уверен, что мне выпала последняя грибная утеха в уже ушедшем сезоне. Но вот тетушка в институтском вестибюле неожиданно дала новую надежду. Неужели и зимой, тем более такой ранней, возможно грибное везение? Ведь на проселках уже пролегли первые лыжные борозды.

Ясное дело, любопытство взяло верх над сомнениями, и в один далеко не солнечный день я очутился на тропе, ведущей к заказнику «Три ручья». Вышагивая по вязкому снегу, я присматривался к запорошенным пням и валежинам, каких было много в низине. На многих стволах, некогда порушенных ветром или молнией, торчали знакомые отростки. Но, увы: то были не желанные «уши», а окаменелые трутовики-губки. Надежда хотя бы на самую скромную находку заметно слабела. Видимо, думалось, чудеса оттого и остаются чудесами, что очень редки.

Петлял я часа два, изрядно устал... А когда очутился перед знакомой мне коренастой березовой гнилухой, где еще летом высмотрел семейку чешуйчаток, то решил про себя: если и тут ничего не обнаружу, поверну назад. Подойдя вплотную, осмотрелся, потом глянул вверх и... Над головой, удаляясь к обломанной вершине, в разных местах торчали «уши» с четкими пластинчатыми изгибами. Значит, правду рассказывала тетушка-вахтерша и, стало быть, не перевелись на свете чудеса!

Вешенки были такие мерзлые, что не помог перочинный нож. Пришлось силой сдирать их со ствола и лишь потом очищать от остатков коры. Это были весьма увесистые «уши» с темными ободами по краям — отметинами зимы. Но не беда, в тепле грибы отойдут, а вкус, если верить тетушке, ничуть не пострадает.

Разохотившись, я полез в овражью чащобу, шедшую вдоль говорливого ручья, кое-где подчеркнутого ледяной коркой. Преодолевал завал за завалом, приглядываясь к гнилостою. Короткий день угасал, затухали и мои надежды, но наконец на склоненном через ручей сухостойном стволе я снова узрел знакомые сростки с четкими линиями пластинок.

Восторгу не было предела. Я тут же составил план личного и непременного участия в решении продовольственной программы. Надо только купить охотничьи лыжи, не вязнущие в снежной целине, и тогда занимайся грибными поисками хоть всю зиму. Сообщала же наша печать, что как-то резкое потепление в декабре спровоцировало пришествие зеленушек с рядовками в Белоруссии, Псковской, Тверской и других областях. А многие москвичи, наверное, помнят случаи, когда после неожиданных ливней в январе по столичным скверам высыпали зимние опята. Или, по свидетельству газеты «Труд», жители поселка Демянск на Новгородчине собрали урожай осенних опят в ... марте. Грибы дружно оккупировали березовые пеньки. По-видимому, как полагают ученые-биологи, в почве создались условия, близкие к осенним: было много влаги и достаточно тепла.

В общем, круглогодичный сбор российских грибов с естественных, что называется, плантаций — не такая уж фантазия.

Не знаю, как долго разгуливалось бы мое воображение, не приземли его чисто практическая надобность: «уши» торчали очень высоко, и рук до них не хватало. Я походил у ствола, как лиса возле известного кувшина, затем в орешнике отыскал длинный дрын и с большим трудом сбил мерзлые сростки. В моем мешочке оказался «улов», достаточный не просто «на запах», как после березовой гнилухи, а и на солидное жарево, если намять его пополам с картошкой.

По пути к дому я, разумеется, навестил наш городской базарчик, чтобы похвастаться перед старушками, торговавшими маринованными грибами. Но успеха не имел: мои вешенки были дружно признаны поганками. И лишь бабушка Дуся сказала деловито:
— Мы с дедом, когда у нас ноги были покрепче, эти вешенки собирали по оврагам до Нового года.
— По каким таким оврагам?
— Спустись ты к Оке и пошастай в зарослях ивняка...

Дома я засел за грибные справочники и отыскал все, что говорилось о вешенках:
«Шляпка 3—30 см, раковино-ухо-языковидная, широковоронковидная, гладкая, голая, темноокрашенная, серая, серо-бурая, часто с более или менее сизоватым оттенком... Мякоть белая, вначале мягкая, затем жестковатая, особенно в ножке, без особого запаха и вкуса. Пластинки низбегающие, частые...». Еще: «Произрастает на стволах бука, тополей, осин, ив, реже на других лиственных и хвойных деревьях, образуя сростки».

Все это понятно. Но почему справочники утверждают, что одни вешенки растут с мая, а другие — с августа? Оказывается, бывают они обыкновенные и осенние. Первые, я полагаю, и дали грибу такое по-русски певучее имя — ве-шен-ка, то есть растущая весной. А вторым, видимо, для удобства, но не заботясь о смысле, приписали — осенняя. Получилась несуразица — весенняя-осенняя. Впрочем, некоторые толкуют так: грибы к стволам как бы подвешены, отсюда и название.

Ну, а домашним я с удовольствием прочел вслух: «Вешенка вкусна и жареная, и маринованная, и соленая, и вообще пригодна для всех видов кулинарной обработки».

Нетерпение проверить предсказание бабушки Дуси было у меня столь велико, что уже на следующее утро, проводив внука в детсад, я спустился в низину с густыми сплетениями прибрежных ив. Осторожно раздвигая ветки, побрел по заснеженному бурелому. Не попадалось ничего такого, что могло бы напоминать грибы. Только вот на тонком сухостое обнаружились какие-то рахитичные сростки коричневатого оттенка. Нечто вроде увядших листочков. Потрогал рукой, убеждаясь в податливости странных созданьиц, осторожно срезал. Ничего похожего на «уши» лесных вешенок — и цвет не тот, и форма. Только вот пластинки... Резкие, уверенные, они волнисто пролегали от корневых присосков по всей нижней части шляпок. Сомнения не исчезали, но все-таки я достал из кармана мешочек: если и ошибусь, то все равно интересно потом узнать у сведущих людей, как называются эти упрямые проростки, которым и зима нипочем.

Лазил я по ивняку до сумерек. А когда вышел на тропу, ведущую к дому, ощутил в руке вес на добрую сковородку, если, конечно, это было то, что я искал. Но бабушка Дуся развеяла мои сомнения:
— Во, во, они самые. Зажарь с луком — сразу распробуешь.

Признаться, сам я не особый любитель грибных блюд, но в этот раз отведал ивовых вешенок с большим удовольствием. Вероятно, в зимних грибах особый смак. И что еще удивительно, мои домашние сами вызвались быть «подопытными кроликами» вместе со мной. Жена, убирая со стола пустую сковороду, авторитетно заключила:
— По вкусу как осенние опята.

В приокскую низину я наведался еще раз, но затем обильный снегопад упрятал заветные «листочки». Зима, правда, была необычайно теплая, и я ждал, что оттепели обнажат мои ивовые пеньки и гнилушки, но дождался только в феврале.

Спустился в знакомые уже заросли, и точно — на сухостое увидел россыпь коричневых кнопок. Подобрался к стволу, разглядывая грибные побеги, дотронулся до них, как бы убеждаясь в реальности того, что видел. Более крупные грибочки были не упругими, как обычно, а вязкими, кисельными, они расползались под легким нажимом. Сообразил: не получая живительных соков, они отмерли, и брать их смысла нет. Мелкие же «пуговки» не поддавались нажиму, выскальзывали, словно демонстрируя свою ядреность. Их-то, судя по всему, и спровоцировал зимний дождь на вырост.

Домой я вернулся с куда более скромной добычей, чем в декабре, но женщины во дворе, увидев ее, заойкали, заахали, и только жена притворно сморщилась:
— Началось... Не успела толком передохнуть, как снова открывай грибоварню на кухне.

Но все же я знал отныне, что впредь до глубокой зимы не останусь без свежих грибов. В моем распоряжении на многие километры берега Оки — хоть левый, хоть правый.

Говорушка булавоногая. Шляпка темно-серая, ножка и пластинки светлые, растет на подстилке в хвойных и смешанных (с березой) лесах в европейской части, на Кавказе, в Приморье. Всего у нас оноло 60 видов из 250, известных науке. У рядовки серой шляпка серовато-бурая, а пластинки и ножка серые или белые, с желтоватым отливом. Растет на почве в хвойных, чаще сосновых и смешанных лесах европейской части, в Сибири и Приморье. Из 90 видов половина встречается у нас.

Из этого же рода зеленушка — желто-зеленоватый гриб средних размеров. Растет группами в сухих сосновых лесах на песчаных почвах. Ареал — европейская часть и Западная Сибирь.

Гигрофор бурый. Растет в хвойных лесах средней полосы, на Урале. Как правило, прячется в траве, хотя желто-бурый тон окраски его выдает. В роду гигрофоров около 200 видов, из них примерно треть есть в нашей стране.

Вешенка — гриб особый. Вслед за шампиньоном она вводится в культуру, кое-где уже появляются цеха или участии промышленного выращивания этих внускых даров леса. Мы уже рассказывали о том, как выращивать вешенку на приусадебном участке. А теперь оказывается, что этот гриб составляет чуть ли не основной «улов» зимней «грибалки».

Вообще род этот насчитывает около 30 видов, и все встречаются в нашей стране — в европейской части, на Кавказе, в Поволжье, Средней Азии и других районах. Больше других распространена вешенка обыкновенная (или устричная), она растет группами на пнях и стволах различных лиственных пород (на рисунке внизу слева и в центре две ее формы — светлая и темная). Вешенка степная (на рисунке — справа) растет на корнях и некоторых отмерших стеблях зонтичных растений. А вешенку осеннюю наш художник нарисовал так, как ее увидел автор публикуемых заметок.