Без малого месяц прошел после солнцеворота. День еще долог, как в начале июня, росистые зори на лугах теплы и тихи. Скошены душистые травы, и куда-то исчезли беспокойные трясогузки. Давно не слышно коростеля и варакушек. На кустиках полыни и чернобыльника стрекочут длинноусые, под цвет листвы, кузнечики, шелестят, гоняясь за мухами, стрекозы да журчат береговушки, рея над спокойной водой и низенькой отавой. Эти звуки защищают тишину речных берегов. Без них она не устояла бы против самолетного гула, трескотни лодочных моторов и далекого грохота проносящихся по железным мостам поездов.

Прошла пора птичьих песен, и все чаще по ночам слышны над речными долинами негромкие голоса перелета. Но один певец все же нашелся на большом лугу. Едва поднялось над лесом солнце, вспорхнул он на тонкую, всю в тяжелых каплях ветку ивы, и чистый, красивый и сильный свист из четырех нот разнесся окрест. Короткая песенка прозвучала настолько законченно и вместе с тем вопросительно, что захотелось переложить ее на слова и в свою очередь задать певцу какой-нибудь простенький вопрос. Я старательно ответил птице ее же фразой. Она, как мне показалось, откликнулась. Я посвистел еще — и снова тот же ответ вопросом на вопрос. На самом деле, хотя в моем подражании не было фальши, пернатый свистун не проявлял к нему никакого интереса: покачиваясь на прутике, он повторил сигнал еще несколько раз и перелетел к дальним кустам, откуда снова зазвучал тот же самый вопрос-призыв. Освещенная утренним солнцем, птица была самым ярким пятном на фоне белесоватого неба, темно-зеленой стены ольхового леса и невысоких ивняков, осыпанных сверкающей росой, а робкие розовые звездочки уцелевших от косы гвоздик только подчеркивали ее яркость.

Жили на том же речном берегу и другие красивые птицы: плиска, зимородок, варакушка, но никто из них не мог затмить красоту наряда чечевицы. Она была словно облита густым малиновым соком, которого немного не хватало на хвост и крылья — там преобладали желтые тона. Такое совпадение красивой внешности и красивого голоса в птичьем мире встречается нечасто. Из наших птиц, кажется, только у иволги. У других же одно выигрывает в ущерб другому: то голос слабоват, то песню песней не назовешь, хотя в наряде не меньше цветов и оттенков, чем в радуге; то при необыкновенном мастерстве — ни единого яркого перышка; а то и вовсе ни того, ни другого, ни третьего. В позе красноперого певца не было заметно того напряжения, с которым поют зяблик или овсянка, хотя их голоса звучат слабее. Казалось, что он мог задать свой вопрос еще громче, да не было в этом никакой надобности.

Солнце, поднимаясь все выше, перешло на южную половину неба. Незаметно исчезли искорки росы, начало припекать, и внезапно, оборвав свист на второй ноте, смолкла чечевица. Как будто больше не хотелось петь или не было в том нужды...

Может быть, в тот миг светило показало ей направление, куда лететь на зимовку. Но не на юг, не на юго-запад, а почти на восток улетают чечевицы от нас в середине лета и оттуда же возвращаются в конце весны. Летят через Заволжье, Казахстан и Сибирь в тропики Индии, в юго-восточный Китай. У нас на Дону чечевицы не редкость. Каждое лето я вижу и слышу десятки разных певцов: ярко-красных и почти серых, с короткой трехсложной песней и самых-самых, которые отчетливо высвистывают пять и даже шесть слогов. Но одна встреча произошла далеко от донских берегов и запомнилась на долгие годы. Было то на пустынном берегу Аральского моря. Из серой, хрустящей под сапогами травы взлетела воробьиного облика птица. Присев на кустик саксаула, она чуть протяжно и просительно свистнула «тюии». Не сразу поверилось, что это наша чечевица. Однако стоял в Приаралье раскаленный август, и через безводное плато Устюрт летели с запада чечевицы.

Рано улетают они на зимовку и позже всех, иногда даже не поспевая к началу фенологического лета, возвращаются чечевицы на родину. Среди самых поздних перелетных птиц нет зерноядных: иволга, камышовка, сорокопут, славка, пересмешка, щурка и сами питаются насекомыми, и птенцов кормят ими же. Чечевица — исключение: ее корм — семена. Прилет чечевицы приходится на дни созревания плодиков вяза, у которого никогда не бывает неурожаев. Потом подходят семена тополя, одуванчика, ветлы. В июне чечевица вместе с щеглами шелушит зеленые березовые сережки. Как и дубонос, она не прельщается сладкой и сочной мякотью ягод ирги, а достает из самых спелых полные семена. Выдавливает чуть затвердевшие косточки из малины. И птенцов в гнезде родители кормят семенами. Однако изобилие корма в середине лета не продлит ни на день пребывание чечевицы на родине, не задержит надолго в пути.

Особенность весеннего пролета чечевиц не только в поздних сроках, но и в том, что летят в одиночку. Чечевица принадлежит к семейству вьюрковых, которые на Русской равнине кочуют стаями или стайками. Если бы Дон был для чечевицы крайним западным рубежом, тогда эта черта ее поведения стала бы понятней: долетели последние птицы врассыпную, разобрали места на свой вкус и засвистели, призывая самок. Но летят они еще сотни и сотни километров за Дон и Днепр, нигде не появляясь даже парами. И лишь изредка удается услышать свист двух птиц с одного дерева. Так что их весенний пролет похож на путешествие зарянок или славок — тоже родственников, но дальних.

Зная принадлежность чечевицы к вьюркам, можно было бы предположить, что стайки все же существуют, но пролетают где-то «транзитом». Но нет. Начало и продолжительность пролета, его интенсивность у этих птиц определяются легко: весной самцы поют не только на гнездовых участках, но и в любом месте, где приходится останавливаться на кормежку. Остановки эти довольно длительны и почти не зависят от погоды.

В середине мая песни чечевицы могут звучать день-деньской чуть ли не с неделю на одном и том же дереве вяза на оживленной городской улице, в полезащитной лесополосе, в лесу. Поет птица как бы между делом, луща недозревшие семена, поет так, как будет петь у гнезда, повторяя полный призыв много раз подряд. Это еще одна ее особенность: большинство вьюрковых поют только на гнездовых участках. В эти дни малиново-красных самцов можно встретить в компаниях городских воробьев, у которых экзотическая красота не вызывает ни раздражения, ни неприязни. И мне не раз приходилось объяснять знакомым и незнакомым горожанам, что это не покрашенные воробьи, а совсем другие птицы.

У чечевицы красивы и ярки лишь самцы, начиная со второй весны своей жизни. А самки и самцы-первогодки такие, что окажись они в воробьиной стайке, даже наметанный глаз не сразу отличит их от крикливых сородичей.

В Придонье чечевицы гнездятся по открытым займищам, на лугах, где среди трав
и цветов разбросаны низкорослые ивняки и другие кустарники. В долине Дона чечевица — одна из самых обычных и заметных птиц. С одного места можно слушать двух-трех певцов одновременно. На других реках ее меньше, а на водоразделах она даже редка. В Каменно-степном оазисе — в его лесополосах, на заросших кустарником залежах, в старых садах — не каждый год можно найти даже одну пару загнездившихся чечевиц. И всего раз удалось обнаружить ее гнездо с яйцами в парке на окраине Воронежа.

В мае, пока идет пролет, можно стать свидетелем такой сцены: на соседних ветках одного дерева поют в полный голос темно-красный самец и сероватая самка. Никаких различий в их пении уловить не удается. Только у самца количество слогов в песне может быть на один—два больше. В других местах могут петь самки-одиночки. Замечено это было давно, вскоре после того, как вид стал расселяться на запад, но лишь позднее стало известно, что одноцветные певцы не самки, а молодые, по второму году самцы, еще не сменившие «детский наряд» на «платье» взрослых птиц. Они прилетают одновременно со взрослыми на родину, поют, но как только «старики» начинают занимать участки и токовать на них, исчезают неизвестно куда. То ли потому, что прилетевшие следом самки не вступают с ними в контакт и отвечают лишь на ухаживание ярких партнеров, у которых и песня богаче? То ли они сами еще не стремятся к образованию пар и семейным заботам? Тогда зачем прилетают и куда исчезают? Отыскивают новые для своего вида места — летят еще дальше на запад, раздвигая границы ареала? Возможно...

Позы токующего самца чечевицы напоминают позы ухаживающего за самкой домового воробья. Он так же, как воробей, вскидывает голову к спине, ставит почти торчком хвост, распускает крылья и кружит возле самки. Однако в его движениях нет воробьиной торопливости, а из приоткрытого клюва раздается не очень громкий вопросительный свист. Чуть встопорщенное перо словно озаряется малиновым светом. Интенсивность окраски зависит от того, как падает на оперение солнечный свет: если спереди, оно горит ярко, если сзади — тускнеет; чем солнце ниже, тем красноты . больше, тем она заметнее и видна дальше, и наоборот, в полдень к птице надо подойти поближе, чтобы оценить достоинство ее наряда. К такой демонстрации самцом красоты и певческих способностей самка не может отнестись равнодушно.

В строительстве гнезда, в насиживании яиц самец, как и другие выдающиеся певцы с яркой внешностью, не принимает ни малейшего участия. Скромненькая самка вполне справляется с этим сама. Яйца у нее редкостной окраски: голубые.с негустым черным крапом — такие же, как у певчего дрозда, только мельче. Самка сидит на яйцах так крепко, что можно осторожно погладить ее по спине, и она не пискнет, не зажмурится, а лишь угрожающе приоткроет клюв, не проявляя видимого испуга. Можно только позавидовать такой ее выдержке при столь близкой опасности. Ястреб или ворона, найдя гнездо, не будут, конечно, ласкать маленькую наседку, а поступят с ней, как со всякой добычей. Но чечевица так прячет гнездо, что заметить его сверху невозможно. Сквозь густую листву к нему не проникает ни луча солнца, в сильный дождь не упадет и десяток капель. Гнездо выдает тропическое происхождение птицы: это довольно легкая постройка из травяной ветоши, местные же вьюрковые птицы — зяблик, коноплянка, щегол, зеленушка — даже для вторых, летних выводков делают утепленные гнезда из шерсти, перьев, пуха.

Незаметно ведут себя семьи чечевиц и после того, как слетки покинут гнезда. И на осеннем пролете чечевиц не тянет друг к другу, не собираются они в стаи, чтобы хоть на кормежку летать вместе.

... Сколько ни ждал я в последующие дни, так и не засвистела больше нигде на лугу чечевица. Ровно два месяца назад раздался на этих берегах свист первой, и там же, когда лето едва перевалило за середину, спела последняя.