В конце зимы старый лес почти так же молчалив, как и в пору глухого предзимья. Правда, нет-нет да и разнесется вдоль просеки барабанная дробь какого-нибудь дятла, удивленно или встревоженно засвистит поползень, спроваживая этого барабанщика со своего участка. На солнечных опушках в хорошую погоду начинают пересмешничать сойки. Но в сердце леса, в еще непроходимых овражистых урочищах бесптичье и безмолвие. Но именно в такой глуши задолго до прихода весны, когда еще держатся крепкие морозы, можно услышать как обещание грядущей смены сезонов первую настоящую птичью песенку, не очень громкую, но чистую, бодрую, хотя и коротенькую. Это законченная, звенящая трелька, которая то звучит на пределе возможности невидимого певца, чисто и звонко, то, наоборот, приглушенно и неясно, словно в четверть голоса.

Это песенка маленькой птицы-ползуна, пищухи. Ее громкость меняется не оттого, что певцу надо бы немного отдохнуть, но молчать он не хочет и не может, а потому, что поет он то на одной стороне толстенного ствола, и тогда звуки беспрепятственно долетают до слушателя, то, перескочив на противоположный бок, повторяет напев с тем же азартом, но тогда мы слышим его приглушенно. Ни секунды не сидит на месте пищуха, поэтому отыскать птицу на слух удается не сразу.

Пищухи начинают петь, когда день дает уже заметную на глаз прибавку светлого времени. А в ту суровую пору, которая зовется шапкой зимы или полночью года, отыскать ее еще труднее. Лишь изредка окликает она кого-то коротким, высоким и тонким свистом-писком. Настолько высоким, что даже в абсолютной тишине он не всегда воспринимается как настоящий. За этот свист и дано птице самое распространенное ее название. Однако во многих лесных краях пищуху называют ползуном и даже поползнем.

Ее жизненное пространство — тот этаж леса, который находится между его верхним пологом и землей, а точнее — стволы старых деревьев с морщинистой, покрытой разноцветными лишайниками корой. Можно без оговорок сказать, что в этом ярусе проходит вся жизнь пищухи, ее ежедневное и почти безостановочное движение вверх. Но в этом движении птицы не поднимаются до вершин дубов и сосен. Некоторые из их племени, возможно, никогда не видели родного леса с высоты птичьего полета. В поисках пищи пищуха начинает осмотр ствола от комля дерева, почти от земли. То напрямую, то растянутым зигзагом, то по крутой спирали птица быстро, резкими настильными прыжками поднимается до нижних ветвей кроны, а потом планирует к подножию другого дерева. Стволы с гладкой корой ее не интересуют. Не потому, что на такой коре трудно держаться (пищуха может уцепиться за поверхность бетонного столба), а потому, что там бедно с добычей.

Пищуха скачет по вертикальной поверхности так же, как дятлы, подпираясь упругим хвостом, а иногда и немного приспущенными крыльями. Но у дятлов два пальца вперед, два — назад, а у нее вперед направлены три из четырех. Зимой она прикрывает тонкие пальцы распушенным пером так, что выглядит словно бы безногой, и создается впечатление, что птицу быстрыми рывками ведет вверх какой-то особый магнит, скрытый в полом стволе, или же она отталкивается не ногами, а пружинистым хвостом. Скачки едва уловимы взглядом: пищуха так быстро прицепляется к новой точке, что ее тело не успевает отодвинуться от вертикальной опоры, словно нет в нем никакой тяжести. Хотя какая там тяжесть: 8—10 граммов всего-то веса в сытой взрослой птице.

Уже с раннего детства птенцы пищух приучаются к тому, что получить корм можно, только двигаясь вверх. Полуслепым и полуоперенным птенцам пища подается только сверху. Проще и быстрее было бы отдать сенокосца, долговязого комара-карамору или гусеницу, став на край гнезда. Но взрослая птица цепляется над колыбелью хвостом вверх, а птенец, будучи еще не в состоянии приподняться на ногах, тянет шею на всю длину, чтобы взять порцию. Потом, незадолго до вылета, начинаются настоящие тренировки. Ведь пищухе в повседневной жизни нужны не крылья быстролета, а неутомимые и цепкие ноги. Молодым птицам коротенькие крылышки служат лишь для спуска вниз, и особого мастерства тут не требуется. Поэтому, принося корм, отец или мать всякий раз заставляют самого голодного уже не просто приподняться в гнезде, а подпрыгнуть, да повыше, и уцепиться хотя бы на мгновение коготками за стенку щели, в которой устроено гнездо. И никакой лености, отказов или попыток голодовки.

А лучшее место для устройства гнезда — сквозная щель на стволе дерева, так, чтобы вход-выход был на обе стороны, и к тому же еще крыша над головой. Для этого годится громобойная трещина, расщеп на буреломном пне, узкое дупло. Но выше всего ценится щель за отставшей от мертвого ствола корой. Возможными конкурентами на эту недвижимость могут быть лишь серая мухоловка да певчий дрозд, но пищуха опережает весной обоих, занимая место уже в апреле. Поэтому, зная вкус птицы-ползуна, ее проще других птиц, нуждающихся в укрытии для гнезда, обеспечить простеньким гнездовьем: достаточно приладить к стволу три коротенькие дощечки, сбитые тремя гвоздиками. Такой «домик» никто, кроме семьи пищух, не займет. В здоровом лесу, где нет ни мертвых, ни увечных деревьев, только таким способом можно оставить на гнездовье несколько пар этих птиц.

При первом знакомстве с пищухой, в какое бы время года это ни случилось, удивляет ее необыкновенная доверчивость: за ней можно наблюдать буквально с двух
шагов, не опасаясь помешать ее поискам, строительству гнезда или другим занятиям. Не надо ни прятаться, ни скрадывать птицу, чтобы разглядеть рисунок ее наряда до мельчайшего перышка. Такого не позволит другая лесная птица, кроме разве что гаички. Потом, присмотревшись к пищухе как следует, начинаешь сомневаться: доверчивость ли это или сильная близорукость? Ведь всю свою добычу, всю мелкую и мельчайшую живность, ютящуюся на коре, пищуха разыскивает на расстоянии двух-трех сантиметров. В теплое время года собирает она живых насекомых и пауков, а вот зимой в ее пище множество чуть ли не микроскопически мелких яичек бабочек и тлей. И всю эту мелочь надо разглядеть и ухватить, почти не останавливая своих быстрых скачков. Ни с земли, ни с травы, ни с тонких веток и листьев пищуха добычу не собирает, в воздухе на лету не ловит.

Пищух считают оседлыми птицами, но многие из них по осени пускаются в кочевки иногда довольно дальние, неторопливо бродяжничая по чужим лесам то в одиночку, то в случайной синичьей компании, а к весне возвращаются обратно. Но похоже, что с возрастом пропадает тяга к зимним скитаниям, и птицы начинают жить безвылетно в родном лесу. Похоже, что у таких после воспитания второго, летнего выводка семейные привязанности в паре не обрываются, и долгую зиму самец и самка переживают вместе. И он, и она по наряду не различимы друг от друга, голоса тоже одинаковы. И когда встречаешь в зимнем лесу неподалеку друг от друга двух пищух, не проявляющих ни малейшей взаимной неприязни, убеждение, что это не случайные попутчики, приходит само собой.