Между летом и осенью нет четкой границы. Погода в начале нового сезона еще по-летнему тепла и приветлива, и к полудню холодная синева безоблачного неба застилается белесоватой дымкой. Однако ночь, отбирая у отступающего дня светлое время, теснит его все напористее. Скромно цветет на лугах сочная отава, да только по утрам все тяжелее на ней обильные росы. Еще не остыла вода, но перед рассветом зябнущая река укрывается густым туманом, под покровом которого осень, словно бы тайком, ставит на прибрежных вязах свои первые отметины. Тишина в эту пору такая, что различимы в ней и шелест крыльев запутавшейся в полегшей траве стрекозы, и падение ольхового листа, и вкрадчивые шаги одинокой цапли на мелководье, и прощальная песня варакушки.

У берега тенистой заводи, на упавшем в воду обломке, чуть приспустив крылья, стоит изящная сннегорлая птица и, почти не раскрывая клюва, щебечет бессвязную песенку, в которой отчетливо слышатся сбивчивый счет пеночки-теньковки, снничий колокольчик, пиликанье сверчка, свист голодного совенка и тот же стрекозиный шелест.

Осенние певцы никогда не поют в полный голос. Их песни часто невнятны и тихи, хотя весь строй и темп у них те же, что и весной.

Пение же варакушки в последние перед отлетом дни даже легче увидеть, нежели услышать. Достаточно случайного ветерка, чтобы оно потерялось в слабом шорохе жестких листьев тростника. Видно, как трепещет перо на голубом горлышке, как чуть вздрагивает приподнятый черно-рыжий хвостик, и порой лишь по этому трепетанию можно догадаться, что птица не молчит. Ее едва слышная песня так же гармонирует с первобытной тишиной спокойных, прозрачных вод, как минорная трелька веснички гармонирует с утренней задумчивостью осеннего леса. Словно бы про себя, почти шепотом вспоминает певец дни уже далекой весны.

Как в тихой песенке нет весеннего задора, так и в свежем наряде нет весенней яркости. Его рисунок и расцветка те же, но будто легкой сединой тронуто перо, как припудрено. На водяных мельницах этой порой уже начинают молоть новое зерно, и кажется, что каждая из пролетных варакушек, побывав на мельничной запруде, уносит на себе немного буса — тонкой мучной пыли.

Самое примечательное и запоминающееся во внешности варакушки — сннее горло, очерченное сннзу трехполосным, разноцветным нагрудником. На синеве четко выделяется красное, цвета шляпки стареющего подосиновика, или белое пятно — «звезда», похожая на половинку низкого овала. Изредка среди краснозвездных и белозвездных птиц встречаются также и такие, у которых на синем фоне ни пятнышка иного цвета. По сравнению с нарядом самцов платье самок
будто недокрашено: нет в нем той ультрамариновой синевы, которой выкрашено горло самцов. Но и у тех и у других десять из двенадцати перьев хвоста великолепного рыжего цвета с почти черными кончиками. Эта рыжина как опознавательный знак варакушек появляется у птенцов уже на первой неделе жизни, и у пестроперых слетков хвосты двухцветные, как у взрослых птиц.

Независимо от того, какого цвета «звезда» у самца или ее нет совсем, основания перьев на ее месте чисто-белые, а на всех остальных темно-серые. Во время пения, когда самец чуть вскидывает голову, «звезда» становится шире, и в какой-то момент перья на ней поднимаются торчком, раздвигаются, обнажая скрытую белыми, рыжими или синими кончиками яркую белизну. Создается впечатление, что не только из раскрытого клюва вырываются трели и свисты, но и там, где у птицы рождается голос, открывается какой-то дополнительный клапан, чтобы не запнулся и не зашелся певец в собственной певческой ярости. Белый цвет настолько чист и ярок, что пульсирующее пятнышко бывает различимо даже в темноте безлунной апрельской ночи. Белизна так же ярка и у самок, но они открывают ее постороннему взору в совершенно иных ситуациях.

Самки варакушек очень скрытны. И видеть семейную пару вместе удается в сотню раз реже, чем одного самца. Но даже и при случайных встречах удается подметить, что цвет «звезды», возможно, играет какую-то роль при создании пары. По соседству могут жить варакушки с разноцветными «звездами», но, как правило, в семье обе птицы имеют одинаковую отметину. Хотя изредка попадаются на глаза самцы, у которых на белом фоне «звезды» явственно проступает рыжеватый мазочек, свидетельство того, что цвет наряда — не самое главное.

Варакушки — способные и неутомимые пересмешники. Однако неопытному слушателю трудно разобраться в торопливом смешении звуков. К тому же, как и подобает пересмешникам, нигде две варакушки не поют одинаково. Весной, с прилета, и второй раз — летом, самцы поют на своих участках круглосуточно. Причем некоторые из певцов чаще повторяют ночные звуки ночью, а дневные — днем, то есть тогда, когда поют или перекликаются сами ночные или дневные животные, которым подражают пересмешники. В степных балках на правобережье Дона, где с восходом, солнца выходят из нор и начинают пересвистываться сурки-байбаки, местные варакушки чаще свистят по-сурочьи утром, нежели днем или в сумерки, а тем более ночью. Соседка семьи ушастых сов, наслушавшись по ночам, как просят есть совята, сама с наступлением темноты включала в свое пение сипловатый, просящий свист: будто сидит рядом с ней совенок, напоминая родителям, где он.

Порой кажется, что варакушка поет что попало, лишь бы не молчать. Но у каждой есть любимые коленца, которые повторяются и чаще и старательнее других. Музыкальная память у этой птицы отменная: она на годы может исключить из своего песенного набора какое-нибудь коленце, а потом повторить его с прежней безукоризненностью. За способность перенимать чужие голоса и как бы передразнивать их обладателей — иначе варакушить — и было дано веселой птице народное название, ставшее потом и книжным.

Варакушка — обитательница луговых пойм, берегов степных озер, старых прудов. Многим птицам пришлись по душе отстойники сахарных заводов. Вдали от воды варакушка не гнездится. И не слышно ее песен ни на светлых полянах, ни в ковыльной степи, ни на опушках полезащитных полос. Густая и высокая трава нужна для того, чтобы надежнее спрятать гнездо, устраиваемое на земле. Вода — для купания. У варакушки особая страсть к воде, и, кажется, среди сухопутных птиц нет более заядлого купальщика, чем она. Варакушка купается несколько раз на день, купается ночью, купается в любую погоду. В самый разгар пения смолкает лишь для того, чтобы искупаться. Плещется на мелком местечке, положив на воду развернутый, двухцветный хвост, и только брызги летят, сверкая вокруг радужным ореолом.

А если еще есть на лугу несколько кустиков ивняка, если на болоте после раскорчевки остались многолапые пни-выворотни, то это и будет варакушкии рай, потому что для пения ей нужен открытый простор. Поет она всегда на виду, а охваченная певческой страстью, даже взлетает ненадолго, продолжая песню в воздухе. Но это получается у нее как-то неумело, и она снова опускается на ветку, сухую тростинку или кустик прошлогоднего бурьяна.

Гнездовый ареал варакушки огромен и простирается через всю Евразию от берегов Атлантики до Чукотки, захватывая почти все Заполярье, кроме островов, и, возможно, не уступает по площади всем ареалам остальных шести видов рода соловей, гнездящихся на территории России и в Западной Европе. Условия обитания на таком пространстве, конечно, неодинаковы, но в средней полосе они позволяют варакушке выводить птенцов дважды в сезон.