Даже в самые суровые зимы большие города отдают своим поилицам рекам столько тепла, что не бывает близ них настоящего ледостава. И уже не случайно, а регулярно, не в одиночку, а стаями слетается зимовать в такие места водоплавающая птица. В основном это непритязательные кряквы, среди которых не вдруг отыщешь грузноватый силуэт красноголового нырка или стройную фигурку чомги, у которой на узкой, остроклювой голове еще нет брачных украшений. У теплых черноморских и каспийских берегов эта поганка зимует испокон веку, а на реках и водохранилищах стала оставаться недавно. В зимнюю пору она охотится под водой, и единственной ее добычей может быть только рыба. Охотится «на глаз», и поэтому времени на ловлю — в обрез. И даже на самых добычливых местах зимовка дается чомге труднее, чем уткам. Она и одета победнее, и всю долгую ночь проводит на холодной воде, так что потери тепла у нее больше...

Уже стали тускнеть золотые копры под осинами и кленами, а дуб только начал ронять листву, прикрывая свой урожай от морозов и наполняя лес пряным ароматом грибной осени. Береза еще держалась, день ото дня становясь ярче и наряднее. А дни те были настолько тихи, что казалось, будто листья срываются с веток от негромкого перестука дятлов или сильных взмахов вороновых крыльев. Поэтому так неожиданно закончилась одна из ночей, все завалив почти теплым, густым снегопадом. Под сыроватой тяжестью как бы постройнели и немного расступились, опустив ветки, сосны. Исчезли запахи, яркие краски, звуки. Но зато стало заметно каждое движение. Вот медленно, невесомой соринкой, опустился на снег нежнокрылый комарик. И тут же из-под пригнутого куста лещины выпорхнула зарянка, склюнула того комарика и немного постояла на месте, как бы недоумевая: а был ли он?

Конечно, снег в разгар золотой осени еще не зима и не предзимье, но все равно немного странно видеть на нем и комара, и одну из самых ранних и лучших певуний весеннего леса. Хотя осень — это не самая поздняя пора, когда можно встретить зарянку в островных лесах и садах Черноземья...

Когда весна впервые по-настоящему вошла в лес, первыми ожившими на обтаявших местах насекомыми были божьи коровки. Два красноспинных жука-солнышка вышли из-под обломка коры, отбитого дятлом с сухого дуба, погрелись немного, потом взобрались на верхушку муравейника, возле подножия которого зимовали. Потоптались там, словно ожидая хозяев, и куда-то спрятались снова, когда на муравьиный дом упала тень высоких сосен. Но на следующий день, как только солнце дошло до муравейника, на холмик высыпала вся неисчислимая семья рыжих лесных муравьев. Это была сплошная живая масса. Каждый, согревшись, нес тепло вниз, остыв там, поднимался обратно. Других работ в тот день и еще несколько ближайших не было.

А потом живые ручейки побежали от муравейника в разные стороны, целая колонна направилась через разбитую дорогу, через просеку. Оттуда, с каких-то осенних выселок, каждый нес обратно такого же, как сам, но свернувшегося в комочек муравья...

К вечеру утихает птичья разноголосица в апрельском лесу. Сухо пощелкивают, раскрывая чешуйки, нагретые за день сосновые шишки. С речных разливов доносится лихое повизгивание чибисов. Замирает низкое гудение шмеля, улетающего от ярко-синей медуницы. Кажется, что вот сядет солнце, и вслед за этим опустится на лес и реку небывалая тишина. Но как раз в эти минуты с самой высокой сосны, как хорошо подготовленное выступление, начинает звучать голос птицы, которой как-то не было слышно в дневном хоре. Это лучший певец весеннего леса — певчий дрозд.

Еще за месяц до возвращения соловья баюкает он на вечерних зорях утихающие чащи. Неторопливо, словно бы припоминая, что надо спеть, часа за два до захода начинает дрозд распевку. А минут через десять уже звучит над лесом красивый минорный напев...

Два дня гулял над степным Прихоперьем свирепый суховей, превращая песчаное левобережье в настоящее пекло. Полевые жаворонки только на утренних зорях осмеливались подниматься в чуть остывшее небо. После безросных ночей лишь цепочки разных следов на пыли и песке говорили, что живого много, по прячется оно от дневного зноя, где может. Никли в сохли травы на открытых местах, в лишь душистый чабрец все пышнее расцветал сиренево-розовым цветом.

Но в один из невыносимо жарких дней из-за хоперских крутояров медленно в грозно выползла чудовищная туча в бросила из своей многокилометровой утробы такой водопад, что на укатанных дорогах между пологими дюнами в несколько минут разлились маленькие озерца.

Лишь под вечер уплыла необъятная туча, и на западе появилась полоска догоравшей зари, отражаясь, как в темных зеркалах, во всех дорожных лужах...

Изнуряющая жара делает июльские дни похожими друг на друга не только погодой, но и событиями в живой природе. Безоблачно потерявшее голубизну небо. Не оседая висит над полями дорожная пыль тончайшего помола. Из-за нее тусклым и непривлекательным становится полуденное степное марево, а ночами луна светит не своим светом. Какая-то свежесть ощущается лишь у большой воды, а маленьких речек и прудиков не хватает, чтобы хоть немного остудить разогретый воздух. Впрочем, и возле них птичья жизнь заметнее.

Однако в полдень жара одолевает птиц даже на воде: прячутся в камыши лысухи и утки, не хочется летать чайкам и крачкам, смолкают пересмешницы-тростянки и варакушки. Лишь возле береговых обрывов, пробитых сотнями одинаковых отверстий, ни на минуту не прекращается мелькание ласточек...

Осенний перелет многих птиц начинается не с приходом осени, а еще в разгаре лета. Однако в июле и в августе заметна лишь убыль птичьего населения, но не его движение, ибо почти все ранние пернатые путешественники летят ночами, да и в стаи к тому же не собираются. Когда же запас светлого времени, накопленный с мартовского равноденствия, подходит к концу, то уже засветло, в одиночку и стайками держит путь перелетная птица в ту сторону, откуда летела весной. В ненастье поторапливается, в хорошую погоду, наоборот, останавливается в кормных местах.

На сельских огородах, полого спускающихся к маленькой речке, каждую осень, сменяя одна другую, останавливаются небольшие стайки белых трясогузок. Своим поведением, не проявляя ни интереса, ни неприязни друг к другу, изящные, длиннохвостые птицы создают впечатление, будто собрались на перепаханной полосе случайно...

Древнеримские гонцы в знак своей скоростной профессии щеголяли палками, увенчанными гусиными крылышками. Так и тянет написать, что быстроногие вестники древности летали словно птицы. Но сколько ни тренируйся в беге, а птицу не обогнать. И вот гонец сел на лошадь.

История конной почты длинна и разнообразна. Здесь европейские почтовые дилижансы, знаменитая русская ямская гоньба. И одна из самых ярких последних страниц — американский «пони-экспресс». «Требуются молодые, стройные, выносливые парни, не старше 18 лет, великолепные наездники, готовые ежедневно рисковать жизнью»,— призывали смельчаков объявления в газетах США в 1860 году. Шел набор почтальонов для линии, связывающей Восток и Запад страны...

На дне стоячих и медленно текущих водоемов обитают крупные, от 8 до 20 сантиметров длиной, двустворчатые ракушки. Это беззубки, или анодонты, широко распространенные пластинчатожаберные моллюски.

Выпуклые створки раковины прикрывают мягкое тело моллюска. Снаружи раковина буро-зеленого цвета, изнутри она выложена блестящим слоем перламутра. Створки удерживаются благодаря работе сильных замыкающих мышц на переднем тупом и заднем более остром (удлиненном) конце раковины. В сосуде с водой створки беззубки медленно раскрываются, и через щель высовывается мягкий, желтоватый, тупой отросток — нога моллюска. С помощью ноги беззубка закапывается в песок своим передним концом или же медленно — со скоростью 20—80 сантиметров в час, ползает по дну...

У яка голова коровья с длинными, широко расставленными рогами. Спина, как у козы, покатая, с горбом на холке. Хвост, как у лошади,— метелка длинных жестких волос. Хотя яки входят в подсемейство быков и являются ближайшими родственниками крупного рогатого скота, они не мычат, а хрюкают. Шерсть черного цвета, густая, длинная, почти касается копыт животного. Копыта яка большие и широкие, что позволяет ему ходить по скалам и кручам.

Ученые полагают, что як был одомашнен в первом тысячелетии до нашей эры. И до сегодняшнего дня на больших высотах вблизи от ледников Тибета живут дикие яки. Их осталось так мало, что эти звери внесены в Красную книгу Международного союза охраны природы...